Привлекательность инцеста, равно как и запрет на него совсем не этического свойства – существование факторов, делающих инцестуальный фантазии навязчивыми, никак не характеризуют человека, в конечном итоге, он с ними борется – удерживает на уровне побуждений, не давая им санкцию на реализацию.
Удерживает человека от реализации инцестуальных побуждений его природа, предчувствующая в инцесте серьезные проблемы для себя. Толкает же на инцест человека психическая патология, заглушающая голос его природы. Эта патология сложное, многофакторное явление, о чем мы поговорим ниже.
Главным фактором, обуславливающим привлекательности инцеста является кажущаяся возможность решения основной проблемы, лежащей в основе всего комплекса «Эдипа-Электры» - проблемы восстановления и сохранения ребенком непосредственной связи с матерью.
Еще раз акцентирую внимание на том, что неразрывность отношений мать-дитя определяет нормальную работу психики – психика не может нормально функционировать вне бессознательного допущения материнских свойств у окружающего природного и социального пространства. Эта норма в психике имеет характер долженствования: «мать должна быть – мать будет – мать уже есть (мать должна быть моя, значит – мать будет моя, значит – мать уже моя)».
Если родная мать не соответствует данным психическим требованиям, то психика переходит в невротический (иногда в психотический) режим и все равно достраивает нужную себе «мать». Если из родной матери не удается создать «настоящую мать», то «настоящая мать» собирается психикой как пазл из любого подручного материала (отца(в первую очередь), родственников, семьи, государства, церкви, Бога, космоса, профессиональных навыков, удачи, домашних животных и пр). Невротический режим работы психики, то и означает, что человек становится невротиком, - все свое время и силы он тратит только на то, чтобы удерживать пазл «мать меня любит», который так и норовит развалиться, потому что может быть крайне некритичным.
Говоря о предусловии нормальной работы психики я, казалось бы, ухожу от темы инцеста, но, на самом деле, я двигаюсь в данной теме к точке ее максимального напряжения – инцест, на бессознательном уровне, кажется человеку возможностью восстановления непосредственной («плацентной») связи с матерью. У человека с необходимостью(!) должно быть ощущение, пусть даже иллюзорное, что у него есть «любящая его мать» - мать готовая всегда (по первому его крику) прийти к нему на помощь.
Среди компонентов, входящих в пазл «любящая мать», одним из основных является собственная сексуальная сверхценность, именно развитие представления о собственной сексуальной сверхценности выливается в возможность инцеста. Ребенку кажется, что будучи сексуально притягательным для матери(отца) он гарантирует себе, как восстановление непосредственной связи с матерью, так и ее дальнейшую сохранность. И эта иллюзия некоторое время работает; до периода сексуального созревания (до появления технической возможности инцеста) ребенку спокойно и хорошо, его проблемы опускаются в латентное состояние.
NB.
Логика инцестуальных отношений хорошо просматривается из анализа другой метафоры, описывающей пути решения ребенком проблемы восстановления и сохранения непосредственной связи с матерью. Я имею ввиду метафору «бракосочетания» ребенка с разнополым родителем, она звучит примерно так: «Необходимость инцеста навязывается ребенку логикой его «брака» с разнополым родителем. Желая оттеснить отца от матери мальчик предлагает ей себя в качестве мужа, а девочка предлагает себя отцу в качестве жены, с тем, чтобы он оставил ей мать. Страх потери матери не дает возможности ребенку отказаться от роли ее «мужа» (его «жены») даже тогда, когда он начинает понимать, что в его «браке» присутствует сексуальная составляющая. Первое, что делает ребенок, сделав данное открытие, - пробует примериться к инцесту, допуская в свое сознание инцестуальные фантазии. Только через некоторое время его отношение к инцесту становится сложным, а первым, наивно-импульсивным движением является попытка его приятия, которое обусловлено, в конечном итоге, страхом потери матери».Метафору «бракосочетания» в развернутом варианте можно найти в работе «Закономерности формирования…». Эта метафора ближе к сознанию ребенка нежели представление о своей сексуальной сверхценности, и, конечно, она никоим образом не противоречит данному представлению. Можно сказать, что метафора «бракосочетания» является проводником представления о своей сексуальной сверхценности в сознание. Девочка совершенно открыто играет в игру «Папа, ты будешь моим мужем». Игру мальчика «Мама я буду тебе мужем» увидеть сложнее – она практически не вербализована в отличии от игры девочки, что очень характерно - но тоже можно. Игра мальчика в «маминого мужа», как правило, прячется за вывесками с конгруэнтными названиями, таким как, например: «Мама я твой герой(рыцарь)».Метафора «бракосочетания» позволяет развести комплекс «Эдипа» и комплекс «Электры». На этом уровне (уровне ближайшего подсознания) данные комплексы разные - девочка и мальчик по-разному борются с отцом за обладание матерью. На уровне более глубокого подсознания, там где обитает представление о своей сексуальной сверхценности, говорить о комплексе «Эдипа-Электры», по сути, нельзя - там его еще нет. На этом уровне и в этом представлении находится энергия созидающая комплекс «Эдипа-Электры» и эта энергия сексуальная. Здесь, конечно же, необходимо сразу оговориться – сексуальная сверхценность ребенка не предполагает его сексуального использования, потому что он именно сверхценен для всех, - для пользования таким «призом» нужно бесконечное количество «денег». Проще говоря, когда ребенок, а такое можно наблюдать достаточно часто, демонстрирует окружающим (чаще всего родителям) свои гениталии, как нечто сверхценное, он транслирует им месседж «Я самый лучший», из которого следует только то, что он «самый лучший».Вероятно, существует пласт еще и бессознательного расширения представления о своей сексуальной сверхценности, и там сверхценность теряет свою сексуальную составляющую, превращаясь в «собственную божественность» (просто сверхценность, или абсолютная сверхценность). Соответственно, «собственная божественность» (субъектность) является источником энергии, питающей и представление о своей сексуальной сверхценности, и образующийся из него выше в подсознании комплекс «Эдипа-Электры», а впоследствии (уже в сознании) и соответствующие гендерные роли (гендерные спектакли).
Это надо очень четко понимать: инцест привлекает ребенка своей кажущейся ему функцией единения с матерью(отцом) – ребенку на неосознаваемом уровне кажется, что если родитель хочет с ним секса, то он находится в его (ребенка) власти – ребенку кажется, что если родитель хочет с ним секса (хочет секса только с ним), то он контролирует проблему «я остался без мамы».
Эта иллюзия, повторюсь, выполняет свою функцию контроля пока инцест технически невозможен (пока он только в неосознаваемых (подсознательных) фантазиях), но с наступлением периода сексуального созревания, когда сексуальные фантазии могут наконец реализоваться, она со всего хода напарывается на необходимость предварительного разделения участников сексуального действа на независимые гендерные персонажи, что, по сути, означает окончательный(!) разрыв отношений с матерью. Двигаясь в своем представлении к окончательному воссоединению с матерью ребенок неожиданно для себя упирается в необходимость окончательного разрыва с ней. Парадокс ситуации еще и в том, что потерять мать требует от человека развитие его самого надежного способа овладения ею – представление о материнском вожделении к своей сексуальной сверхценности.
Даже понимая, что происходит что-то аномальное человек не отказывается от своих бредовых представлений, - главным образом потому, что не понимает почему ему вдруг, ничего же вроде бы не изменилось, стало так страшно жить, а становится вдруг действительно страшно.
NB.
На этапе когда инцестуальный фантазии начинают выходить из неосознанного состояния и обретать плоть, у человека начинает вырабатываться соответственно окрашенное (инцестуальное) либидо; соответственно, возникает проблема его утилизации. Проблема собственно состоит в том, что инцестуальное либидо должно быть скинуто таким образом, чтобы инцестуальные фантазии остались в неосознанном состоянии (как бы совершить инцест не зная об этом). Сексуальный объект должен быть максимально удален в ассоциативном ряду от образа матери – таким объектом совершенно неожиданно оказывается гомосексуальная фигура. Поэтому в этот период зарождаются гомосексуальные страхи.
Вторым главным фактором, делающим инцест притягательным, является возможность стабилизации человеком своей психики после водружения им фигуры «побежденного» родителя на место своего сверх-Я.
Существование открытой возможности инцеста с разнополым родителем помогает ребенку легче переносить свою роль «Послушного родительской воле» (в развернутом варианте «Послушного родительской воле априорно исключительного социального существа»), которую он начинает играть после «победы» над однополым родителем в борьбе за мать.
NB.
Одним из этапов формирования комплекса Эдипа-Электры является водружение ребенком фигуры «побежденного» родителя на место своего сверх-Я, на этом я подробно останавливаюсь в работе «Закономерности формирования…».
Данный фактор насколько важен, на столько же и сложен в понимании. Важен он тем, что является бессознательным, то есть, действует «автоматически» - существует вне поля возможной критики со стороны принципа реальности: без психоанализа человек никогда не узнал бы о существовании связи между его воспитанностью (сознательно подчиненным положением по отношению к некоторой безусловно авторитетной для него «родительской» фигуре) и силой инцестуальных побуждения. А в понимании этот фактор, действительно, очень сложен, - он требует освоения, как логики формирования комплекса Эдипа-Электры, так и логики формирования человеком своего сверх-Я.
Но, возможно я и преувеличиваю сложность данных понятий; для ищущих знаний всегда в распоряжении мои работы, входящие в цикл «Новая психоаналитическая теория»; все они опубликованы на сайте. Для тех, кто не хочет ломать себе голову скажу, что существует безусловная связь между интенсивностью инцестуальных побуждений ребенка и агрессивностью однополого родителя по отношению к нему: чем агрессивнее однополый родитель, тем сильнее у его отпрыска инцестуальные побуждения (не желания, а именно побуждения). В развернутом виде данный тезис выглядит следующим образом:
«Доопределение человеком своего сверх-Я фигурой живого человека, даже если этим человеком является любящий родитель, блокирует возможность непосредственной реализации им своей конечной причинности (быть хозяином находясь во власти другого хозяина – невозможно). Доопределив свое сверх-Я фигурой «побежденного» родителя ребенок начинает испытывать колоссальное давление на свою самооценку. Если «побежденный» родитель позитивен по отношению к своему ребенку, принимает и культивирует в нем чувство собственного достоинства, последнему легче справится со своей ролью «послушного родительской воле»; в этом случае комплекс «Эдипа-Электры» развивается по более жизнеспособному сценарию, инцест не становится для ребенка навязчивостью. В случае, когда «побежденный» родитель агрессивен к своему ребенку - подавляет его чувство собственного достоинства, последний попадает в почти безвыходную ситуацию. Не имея возможности переиграть момент доопределения своего сверх-Я человек вынужден останавливать катастрофу своей самооценки отчаянными средствами. Одним и таких «отчаянных» средств является культивирование возможности инцеста. Возможность унизить своего обидчика переспав с его женой стабилизирует самооценку мальчика. Держа такую «фигу» в кармане он становится почти резистентным к попыткам отца подавить его. Девочке с такой «фигой», соответственно, легче тянуть унижающие ее отношения с матерью.
Здесь уместно вспомнить, что образ агрессивного однополого родителя формируется человеком во многом искусственно. О том, что образ агрессивного однополого родителя легитимизирует представление о собственной сексуальной исключительности и служит средством вытеснения инцестуальных побуждений я говорил уже не раз. Вырисовывается патологический «замкнутый круг» - агрессивность однополого родителя пробуждает инцестуальные побуждения, на вытеснение которых человек вынужден загонять себя в страх перед местью того же однополого родителя. Подавленность страхом перед «местью», в свою очередь, компенсируется в том числе и через активацию инцестуальных побуждений, для вытеснения которых нужно опять же усилить страх перед местью однополого родителя. Проблема в том, что представление об агрессивном родителе находится в сознании - анализант говорит о нем, как о неком несомненном факте, а инцестуальные побуждения находятся, если не в бессознательном состоянии, то в глубоком подсознании, анализант о них ничего не знает и знать не хочет. Следствие человек видит, а причины нет, – мир становится для него все страшнее и страшнее, а почему не понятно; в результате, кризис и психический срыв.
«Нарциссический» фактор. Одним из факторов, побуждающих человека к инцесту, является реализация им представления о своей априорной социальной исключительности; данную реализацию обычно называют «нарциссизмом». Очень характерно, что единственным произведением искусства, в котором инцест не ломает сюжетную линию, является фильм Лукино Висконти «Гибель богов».
Инцестуальные отношения помогают человеку придать бредовому, по сути, представлению о своей априорной социальной исключительности некоторый налет реалистичности: одно дело, когда человек говорит о себе «я исключительный (звезда, принц, ангел, гений, бог и т.п.), и совсем другое дело, когда мать шепчет ему на ухо: «Ты не такой как все, ты мой ангел (принц, звезда, гений, бог и т.п.). Первый вариант через критику принципа реальности не проходит (доказательств никаких), а второй вариант проходит (если мать говорит, значит у нее есть на это некоторые основания). Вот и образуется такая «сладкая парочка»: ему хочется быть «исключительным», ей хочется рожать «исключительных», - он ей шепчет: «Ты богиня!», - она ему: «Ты бог!». Именно таким образом «бракосочетание» с родителем приобретает патологический потенциал, из которого впоследствии родится установка «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку», а из нее навязчивость инцестуальных побуждений.
«Нарциссический» фактор сложный по структуре, в нем можно выделить, как минимум, три подфактора: во-первых, инцестуальные побуждения способствуют прохождению бредового представления о своей априорной социальной исключительности через критику принципа реальности, во-вторых,инцестуальные побуждения ребенка являются следствием «нарциссических» требований матери к нему, третий подфактор можно назвать «гедонистическим».
Представление о своей априорной социальной исключительности, фундамент «нарциссизма», на удивление устойчиво – при всей своей абсурдности оно совершенно не поддается критике. У меня создалось отчетливое впечатление, что установка «Я исключительный, а все остальные нет» - это дело человека – реализация им своего соответствующего решения. Решил человек, что он в особых отношениях с богом (априорная исключительность всегда имеет расширение «избранный богом») и, что называется, уперся – особенный и все тут. По этому сценарию мнение других, «простых» людей, для «нарцисса» не имеет никакого значения, и это в общем-то логично; но самому-то себе нужно предъявить хоть какую-то доказательную базу! Критику, исходящую из принципа реальности никому еще не удалось миновать. Принцип реальности не пропустит бредовое представление в сознание, не выдаст ему статуса «так и есть», если оно совсем не логично и внутренне противоречиво.
Действие принципа реальности имеет прямое отношение к пониманию привлекательности инцеста (подробнее ознакомится с понятием «принцип реальности» можно в одноименной статье). Запрещенные для «простых» людей сексуальные отношения, которые, как кажется ребенку, устанавливаются у него с разнополым родителем, помогают ему провести бредовое представление о своей априорной социальной исключительности через критику своего принципа реальности.
NB.
Свобода от общепринятых запретов и табу при большом желании легко сходит у человека за доказательство своего отличия от «серой массы»; в первом приближении определенная корреляция действительно имеет место. Правда, расширение «априорное» к этому отличию добавляется совершенно незаконно: все люди с разной долей критичности претендуют на некую социальную «исключительность» (каждый человек, с разной долей критичности, претендует на особые отношения с богом) в этом смысле, никакой «серой массы», конечно же, не существует – все вокруг сплошь «исключительные», «инакие», «избранные». Надо сказать, что информационное пространство, в котором мы все существуем, если не способствует, то, по крайней мере, не препятствует появлению у человека мысли о своем внеземном происхождении. Мифологическая основа нашего представления о мире, в любом ее варианте, прямо указывает на возможность появления бога среди людей. А если такая возможность существует, то каждый может к ней примериться; и с удовольствием обнаружить себя, если не богом, то его посланцем, в крайнем случае, представителем иррационального космического начала («хорошие девочки попадают в рай, а плохие куда захотят»).
Повторю, на чем когда-то уже акцентировал внимание: все сексуальные перверсии, включая и инцестуальные побуждения, рождаются из установки «Что положено Юпитеру – не положено быку». Помыслив себя неким Юпитером человек попадает в логику своего представления о жизни богов, в соответствии с которой он должен быть почему-то свободен от всех человеческих запретов и табу в том числе и в сексуальной сфере.
Даже для неискушенного в психоанализе наблюдателя очевидно, что свое представление о жизни богов человек формирует исходя из собственных невротических потребностей. Почему богов должно привлекать все запретное и противоестественное для человека?! Почему их должно тянуть на все, от чего человека воротит?! Зачем богу доказывать, что он бог, совершая противное человеку?! Вопросы риторические, ответ очевиден – все эти представления о богах со странными сексуальными наклонностями, суть - приятные для «нарцисса» мечты – мечты, в которых он освобождается от груза своих неподъемных проблем (именно это переживание свободы от неразрешимых проблем «нарцисс» называет «быть аки бог»). Но, не может же он войти в эти свои мечты как невротик: останется ощущение собственной ничтожности и никакого освобождения не произойдет. А вот если он войдет в них «аки бог», тогда он, действительно, освободится на некоторое время от подавляющего его страха. Освобождение от груза нерешаемых проблем, как сверхцель невротика, диктует ему, как содержание искомого для него представления, так и его контекст. В данном случае, для освобождения от страха быть брошенным матерью человек представляет себя сексуально сверхценным для нее, и чтобы окончательно забыть, что его представление продиктовано страхом входит в него не как испуганный ребенок, а как свободный бог.
Проблема срастания с образом «божка» усугубляется еще и требованиями матери – сама мать « нарцисса» требует от своего ребенка априорной исключительности, и это для него объективное требование. Если представление о своей сексуальной сверхценности для матери ребенку только кажется, то есть – может и не соответствовать реальности, то представление о желании матери видеть в своем ребенке априорную исключительность может вполне соответствовать реальности. Согласно со своим подсознательным, а часто и с сознательным сценарием мать «нарцисса» просто не может родить обычного человека, ее ребенок может быть только «божественным», никак не меньше. В случае если этот сценарий сознательный ситуация для ребенка становится совсем тяжелая: даже попытка критической проработки им своей роли «божка» обнажит проблему потери матери, чего уж говорить об отказе от данной роли, она просто невозможна (кроме того, надо сказать, что у ребенка нет «технической» возможности критически подойти к данной проблеме – очень долго в его словарном запасе не будет соответствующих слов и логических конструктов, думать над проблемой ему попросту нечем).
NB.
В анализе хорошо видна связь между образом «априорно исключительного…» и страхом быть брошенным матерью: как только анализант допускает критику своего образа «априорно исключительного…» и осознает всю его абсурдность у него тут же обостряется страх потери матери.
Невозможность критического переосмысления роли «исключительного» выливается в принятие установки «Что положено Юпитеру….», а из нее, как я говорил выше совершенно просто рождается интеллектуальная поддержка инцестуальных побуждений.
Связь между образом «априорно исключительного…» и инцестуальными побуждениями можно наблюдать, как говориться, «невооруженным взглядом. Анализант не говорит о себе как о боге, у тех, кто проходит психоанализ критика еще присутствует, но о «божественности» матери, отца и своих ближайших родственников он говорит достаточно открыто, правда, с определенным агрессивным вызовом (вызов говорит о важности и одновременной некритичности темы семейной «божественности»). Из темы «семейной божественности» ожидаемо легко появляется предвкушение «божественности» сексуальных отношений внутри семьи. Сначала тема «божественности» инцеста появляется во снах анализанта, из которых плавно перекочёвывает в открытое обсуждение.
Ожидание некого особого наслаждения от инцеста можно выделить в качестве особого, хоть и несамостоятельного, фактора, обуславливающего привлекательность данного запретного действа. Человек выделяет инцестуальные фантазии из ряда прочих сексуальных побуждений, как сулящие ему некое особо изысканное наслаждение – наслаждение «достойное богов».
Как я уже упомянул, «гедонистический» фактор не имеет самостоятельного значения. Его можно рассматривать только как обусловленный нарциссическим представлением о себе (инцестуальное возбуждение, как наиболее ценное из ряда прочих сексуальных побуждений, может стать целью человека только в качестве символа его «божественности»).
Представление о жизни Богов, как о пребывании в потоке некого перманентного чувственного наслаждения, при всей его абсурдности, очень устойчивый социокультурный феномен, являющийся, ни много ни мало, идеалом, а следовательно, и целью развития всей европейской цивилизации начиная с Древней Греции и по сей день. Поэтому нельзя не дооценивать действенность гедонистического фактора, даже не смотря на то, что он и не имеет самостоятельного значения.
Фактор энтропии (в фантазиях инцест кажется гораздо более привлекательным, чем он есть на самом деле).
Если посмотреть на инцест здраво, то окажется, что это самый затратный секс из всех возможных вариантов. Выбрать родителя в качестве сексуального партнера это все равно, что пойти на семейную прогулку со стокилограммовой штангой на поводке – возможно конечно, но нужно быть сверх мотивированным. Очень характерно, что этот очевидный тезис сходу таковым не кажется, когда я озвучиваю его на сессии анализанты почти всегда просят его пояснить. Поясняю! Возьмем для примера инцест «мать-сын» (инцест «отец-дочь» затратен точно также и по тем же самым пунктам), включим здравый смысл и получим следующие риторические вопросы-недоумения. Зачем преодолевать жутчайшее внутреннее сопротивление (на инцест всегда идут как на подвиг и только в невменяемом состоянии)?! Зачем вступать в непреодолимый конфликт с отцом и остальными родственниками (если родственники не сошли с ума на идее родовой исключительности, то инцест означает разрыв с родственным окружением)?! Зачем вступать в непреодолимый конфликт с обществом (инцест — это предельно табуированный опыт в любом обществе – никакое общество не потерпит в своих рядах практикующего инцест, такой человек автоматически становится «неприкасаемым»)?! Ради чего влезать во все эти проблемы, когда кругом полно женщин разных возрастов и комплекций активно ищущих своего мужчину?! Может быть ради какого-то божественного секса? Не думаю, что секс с матерью будет чем-то из ряда вон; скорее всего, он будет крайне разочаровывающим – символическим мессианским подарком со стороны невменяемой матери из серии «будь счастлив сынок».
Если посмотреть на инцест здраво, то первое, что приходит на ум – это то, что здраво на него, кроме некоторых психоаналитиков, никто не смотрит. Его вообще мало кто может увидеть. Весь инцестуальный сюжет находится, если не в бессознательном состоянии, то в глубоком подсознании человека, в виде некой черной точки с колоссальной массой и непроявленным содержанием. Оставаясь вне критики принципа реальности эта «точка» присутствует в психике как некая пугающая и манящая человека возможность освобождения от всех проблем разом. Вытесненная в подсознание возможность инцеста просачивается в сознание сладкими мечтами о красивой и беззаботной жизни под опекой сексуально удовлетворенного и безмерно благодарного родителя, готового за сверхценные сексуальные переживания (сексуально сверхценный ребенок дает сексуально сверхценные переживания) на все для своего любимого ребенка. Данные мечты совершенно корректно можно назвать симптомом (проявлением заболевания).
NB.
В силу того, что инцест отец-дочь менее разрушителен для психики, о чем я упоминал выше, у женщин такие мечты находятся ближе к сознанию (жить за «папиком» это уже не подсознательная мечта, а вполне себе сознательная цель, открыто транслируемая женщиной в социальное пространство), у мужчин, соответственно, дальше от сознания (мужчины больше заняты вытеснением этой «черной точки» в качестве чего используется борьба с отцом за статус «настоящего мужчины»).
Вот тут и возникает главный вопрос: если инцестуальный сценарий все же проник в сознание, пусть только в виде симптома, значит, в нем была какая-то неподдающаяся критике прелесть (не что-то реальное, а именно что-то неподдающиеся критике; сложно критикуемое часто сходит за реальность, но это совсем не одно и то же), иначе, критическое сито принципа реальности его бы не пропустило.
Почему секс с родителями при всех его очевидных минусах кажется человеку таким привлекательным? Ответ дает понятие энтропии – доминирующей в психике тенденции «понижения энергии для жизни» (Фрейд назвал энтропию – «инстинктом смерти») (понятию энтропии посвящена одноименная глава моей работы «Закономерности формирования…»).
Родительский образ оказывается идеальным объектом для проекции любых, даже самых экстравагантных и щекотливых сексуальных фантазий. Такое неожиданное свойство родительского образа обусловлено его бессубъектностью (в представлении ребенка его родители лишены субъектности – только «мама» и только «папа»).
Надо отметить, что эта «бессубъектность» крайне устойчивый элемент восприятия родителей – под ней есть некоторое объективное основание - в первые годы жизни родители, по преимуществу, конечно, мать, являются ребенку обслуживающими его фигурами
[1]. Данная ошибка детского восприятия вполне закономерна; на первый взгляд, любовь и служение родителей, действительно, похоже на обслуживание. Причем - «механистическое»(бессубъектное) обслуживание; достаточно ребенку закричать, как все его проблемы тут же, и сами собой устраняются, как по мановению волшебной палочки. У матери, если она хочет быть хорошей матерью, в первые годы жизни ребенка нет особого выбора; требования ребенка, в этом возрасте они совершенно объективные, задают ей однозначную программу действий. Потребности всех малышей, как правило, совершенно одинаковые, поэтому и все женщины становятся почти одинаковыми - все женщины становятся просто мамами.
Обсуждаемая ошибка восприятия усугубляется желательностью такого ошибочного восприятия: ребенок не только ошибочно видит своих родителей некими бессубъектными «мамой» и «папой», ему еще и нравится видеть их такими – такое положение способствует устойчивости самооценки, а значит и устойчивости психики в целом. Сочетание закономерности обсуждаемой ошибки восприятия с ее желательностью, в работе «Атрибуты субъективности», я назвал «импринтингом собственной значимости человека». С момента «импринтинга» даже патологически завышенная самооценка человека становится достаточно устойчивой. Еще одним минусом «бессубъектного» восприятия родителей является, как раз, возможность проекции на этот образ любых сексуальных фантазий.
Бессубъектность, в обсуждаемом контексте, в первую очередь, означает отсутствие у родителя амбиций по отношению к своему ребенку, такой родитель, по определению не может унизить (отношения примерно как с коровой или быком). На такого персонажа идеально проецируются любые, в том числе и самые экзотические, сексуальный фантазии – в силу отсутствия субъектности у родителя тема унизительности того или иного сексуального действа исключается, по определению. Исключается и ответственность ребенка за это преступление, что делает инцестуальные проекции для него особенно привлекательными – все последствия и издержки запретного действа будет нести именно родитель, ребенок же останется невинной жертвой.
Оба перечисленных фактора обуславливают особую привлекательность инцестуальных фантазий – в фантазиях инцест оказывается несоизмеримо привлекательней, нежели в действительности: в действительности у родителя появляется субъектность, а у ребенка ответственность – на реального родителя инцестуальные фантазии не ложатся, поэтому мечтается хорошо, а живется плохо.
Четвертый главный фактор. Инцест для ребенка носит еще и обязательный характер. Обязательность, конечно, не тождественна привлекательности, но тоже может быть отнесена к основным факторам, делающих инцест навязчивым побуждением.
В работе «Профилактика психических расстройств подросткового возраста. Как не вырастить гея (пособие для родителей)» я акцентировал внимание на присутствии в структуре комплекса «Эдипа-Электры» навязчивого представления о вожделеющем родителе – в представлении ребенка разнополый родитель мечтает о сексе с ним. Данное представление может иметь некоторые объективные основания – родитель, так же как и его ребенок, может иметь инцестуальные побуждения (не желания, заметьте, а именно побуждения). Точно также, как и его ребенок, родитель пытается вытеснить свои инцестуальные побуждения как можно глубже в подсознание, и ему это, разумеется, удается. Но, по закону, открытому еще Фрейдом, вытесненное всегда прорывается в сознание в качестве симптома. Например, мать, усиленно не помышляющая о сексе с сыном, может открыто говорить о его мужской и эстетической привлекательности, о том что она ждет не дождется когда сможет пройтись с ним под руку или станцевать аргентинское танго и т.д и т.п. Или отец, также активно не желающий секса с дочерью, может открыто контролировать формирование ее женского сексуального образа. Все эти проявления вытесненных побуждений легко считываются ребенком, но интерпретируются им, как проявление истинных желаний своего родителя (разница между побуждением и желанием непонятна даже подавляющему большинству современных психологов, чего уж говорить о человеке, неискушенном в тонкостях своей и чужой душевной организации). Являясь «мужем» своей матери или «женой» своего отца (о формировании комплекса Эдипа-Электры я уже подробно и неоднократно высказывался) ребенок воспринимает эти «желания» как законные требования своего разнополого родителя. «Женитьба» на матери («замужество» за отцом) задает контекст взаимоотношений ребенка с разнополым родителем (об однополом пока речи нет), в данном контексте он обязан(!) сексуально удовлетворять своего разнополого родителя. Невыполнение взятых на себя обязательств грозит ребенку потерей матери (если сын не удовлетворяет мать, то она уходит к отцу, если дочь не удовлетворяет отца, он возвращается к своей «первой» жене – отнимает у нее мать), то есть, ни много ни мало самым страшным, что только может быть. Поэтому, как только ребенок считывает требования сексуального удовлетворения, транслируемые разнополым родителем посредством символического признания его (ребенка) сексуальной сверхценности, он (движимый страхом потери матери) начинает примериваться к инцесту.
NB.
Все эти события происходят в человеческом подсознании, к ним нельзя подойти критически, нельзя сказать ребенку «не бойся все твои страхи чушь собачья», он не поймет о чем речь. Парадокс в том, что именно вытесненное состояние делает бредовое событие наиболее значимым и всеобъемлющим событием сознательной жизни. Вытесненное состояние, а значит - отсутствие критики, лишает человека возможности изучения опасного события, а соответственно, и возможности эффективного противостояния ему. А что может быть страшней актуальной, но неизвестной опасности?! Когда невидимый враг атакует, он начинает мерещиться за каждым углом.
В качестве заключения. При всей своей кажущейся привлекательности инцестуальные побуждения однозначно маркируются онтологической интуицией (принципом реальности), как катастрофа самоидентичности, что заставляет человека вытеснять их из сознания всеми имеющимися у него средствами. Максимум, на что решается вменяемый человек – это на игру в инцест. Имитируя инцестуальные отношения женщина неосознанно подыгрывает ребенка, делегируя мужу роль своего отца. Для этих же целей мужчина, так же неосознанно, пытается сделать из супруги свою мать. Взаимоисключающий характер данных устремлений, конечно же, не может привести к устойчивости и гармонии в семейных отношениях, которые мы, собственно, и не наблюдаем.
[1] Подробно об этом я останавливался в работе «Атрибуты субъективности