Потребность реализации человеком своей субъектности возникает в следствии основного противоречия существования субъекта в мире. Не попади субъект в «связанное» состояние ни о какой реализации, ни о каком стремлении «развязаться» не было бы и речи.

О реализации человеком своей субъектности я говорю в работах: «Сознание», «Бессознательное. Статическое бессознательное.», «Динамические процессы в статическом бессознательном. Несколько слов об эволюции человека.». «Связанность» субъекта. «Связанность Бога…». В данной работе я попробую собрать весь материал по теме «Реализация человеком своей субъектности» воедино.

Попав в ситуацию «связанности» Бог решил «развязаться», получился человек – Бог, ищущий возможность реализации, возможность быть Богом в условиях «связанности», это если коротко.

Начать надо с того, что «связанность» субъектности является позитивной характеристикой человеческого существования, хотя воспринимается человеком резко негативно. Человек стремится преодолеть свою «связанность» (конечность) во всем, и почитает это свое стремление за главное проявление своей человеческой природы, не понимая, при этом, что только благодаря «связанности» его субъектность существует в качестве самостоятельной онтологической единицы.

Парадокс ситуации в том, что и позитивный характер «связанности», и стремление человека «развязаться» не являются противоречием. Противоречия нет, потому что главное для человека – это наращивание своего потенциала к преодолению своей «связанности», которым (потенциалом) является плотность субъектности. Плотность субъектности человека уплотняется, по мере преодоления им собственной неэффективности в том числе и неэффективности в преодолении «связанности». С увеличением плотности субъектности у человека усиливается все субъектные интенции, в том числе, и ощущение невозможности символической реализации своей субъектности. Пытаясь преодолеть свою «связанность» посредством символов субъектности человек в какой-то из моментов отчаяния в успехе, приходит к осознанию, что символическая реализация не дает и не даст желаемого результата. В этот момент сомнения открывается альтернативная возможность реализации, а именно непосредственная реализация субъектности.

Основным продуктом непосредственной реализации человеком своей субъектности, является повышение ее плотности, основной характеристики статического бессознательного. Возможно, проверить нельзя, при определенной плотности субъектности, когда человек получает возможность автономного существования - существования без своего «Я», или почти без своего «Я», его подхватывают «высшие» силы и он переходит в жизнь вечную, то есть, достигает сверхцели своей земной жизни. Это, разумеется, моя гипотеза, но, как мне кажется, вполне логичная: каждый из вариантов непосредственной реализации требует от человека буквального собирания себя в точку максимальной концентрации, максимального напряжения всех своих субъектных интенций. Логично предположить, что такая концентрация субъектности приводит к ее необратимому уплотнению, или, другими словами, к повышению ее плотности.

Реализация человеком своей субъектности может быть правильной и неправильной. Неправильная реализация, в отличии от правильной только кажется таковой, на самом деле, она к реализации не ведет. Неправильной является символическая реализация или реализация посредством символов субъектности; правильной является непосредственная реализация, под которой я понимаю достижение человеком переживания собственной божественности. Возможно, вместо слова «достижение» было бы более уместно слово «попадание» или «прорыв». Примером символической реализации может служить коронация монарха, облачение священника, добывание дипломов, званий и титулов; примерами непосредственной реализации являются: переживание любви, поиск истины, творческий акт, сексуальный акт, акт героизма и пр.

Непосредственная реализация человеком своей субъектности.

Пиком непосредственной реализации, ее сутью, является любовь. Бог – есть любовь, соответственно, непосредственно пережить божественность можно только любя другого человека. Любя собаку пережить непосредственную реализацию не получится, любить можно только того, кто обладает субъектностью, то есть, только человека. Любовь, судя по всему, это перетекание субъектности, соответственно, полюбить можно того, кто может полюбить тебя в ответ.

Реализация человеком своей субъектности посредством любви к другому человеку невероятно сложный, почти невозможный, алгоритм реализации. Проблема в том, что любовь не терпит уважения; статуса она, к слову сказать, тоже не выносит. Где есть любовь, там нет ни уважения, ни статуса; где есть статус и уважение, там нет любви. Каждый может представить себе общение, в котором визави вас не боится, не уважает, полностью игнорирует ваш социальный статус, не видит в вас вообще никакого препятствия для своей проявления своей субъектности, то есть, вообще не цензурирует свой текст в ваш адрес. Такое общение кроме как оскорбительным назвать нельзя, соответственно, на него никто не согласится. Но есть одно условие, когда такого рода общение становится искомым, а именно, если любовь к другому является искомым состоянием для человека. В этом случае, любимый человек и не должен ни бояться, ни уважать любящего, и то и другое исключают любовь; в этом случае, нецензурируемый текст любимого становится искомым для любящего: отсутствие цензуры исключает контекст, отсутствие контекста, в свою очередь, говорит о тотальной открытости любимого, то есть является его искомым состоянием для любящего.

Отсутствие контекста, а оно ощущается визави непосредственно и однозначно, основной показатель присутствия любви. Наличие у визави контекста всегда говорит о том, что он в маске своего «Я», что он отыгрывает некую роль, и соответственно, имеет невыговариваемые цели. Проблема, собственно, в этих невыговариваемых целях, именно они парализуют общение. Никто не хочет быть в неведении относительно истинных целей визави, но пытаясь их доопределить человек вынужден отрабатывать свои самые худшие в том числе и бредовые предположения, и далеко не всегда он может их исключить совсем. Какая уж тут любовь, когда в голову лезет всякий бред. И наоборот, когда контекста нет, а это, как я уже сказал выше, чувствуется сразу, то нет и этой изматывающей борьбы с собственным бредом, и это, опять же, ощущается непосредственно и однозначно, как удовольствие. Пусть визави говорит тебе, что хочет и как хочет, главное, чтобы не было контекста. Есть контекст – нет любви, и она невозможна, нет контекста любовь возможна. В момент отсутствия контекста у визави нет «Я», его субъектность не имеет маски, в этот момент он предстает чистым субъектом, соответственно, появляется возможность перетекания субъектности, возможность любви.

Несмотря на всю кажущуюся нереалистичность, любовь, как лучший способ непосредственной реализации, доступна каждому человеку, и находится у всех, что называется, под рукой. Первое, что приходит в голову по этому поводу, это, конечно же, любовь между мужчиной и женщиной, и это отчасти верно, но только отчасти. Когда встречаются два взрослых человека, то в их отношениях неизбежно будет слишком много контекста, слишком много невротического бреда, нереализованных амбиций, и сексуальных иллюзий, всего того, что делает любовь, даже если она была изначально, погребенной под этим мусором из гордости, злобы и подозрений. Коротко говоря, из отношений мужчины и женщины любовь извлечь трудно, даже, если она там есть, но «трудно» все-таки не означает «невозможно». Гораздо проще увидеть и пережить любовь к своему ребенку. Эта любовь, что называется, на поверхности, ею можно наслаждаться долго, она не уходит годами, если, конечно, субъектность ребенка остается не подавленной, в первую очередь, конечно же, высокомерием матери; требования послушания и идеалы воспитания здесь тоже следует упомянуть.

В наставлениях молодым матерям всегда делается акцент на одном наблюдении, им говорят: «Поначалу Вам будет очень сложно, особенно эмоционально, но Вам станет гораздо легче, когда ваш ребенок вам улыбнется!» Важно, что это не умозаключение, а именно наблюдение и интроспекция. Действительно, с улыбкой ребенка для матери открывается счастье материнства, правда, далеко не все матери в него заходят. Улыбка ребенка, его радостный смех – это, действительно, награда и не только для матери, каждый, кто может лицезреть это действо непроизвольно умиляется сердцем. А почему!? А потому, что это улыбка чистой субъектности, это, ни много ни мало, улыбка Бога. Убедится в том, что это не пафосное, а строго научное определение можно, пытаясь продлить это неописуемое наслаждение. А продлить его практически невозможно!

Ребенок, с открытой еще субъектностью, любит, и хочет, чтобы его любили, в этом смысле, он идеальный объект для непосредственной реализации, но, есть одно «но». Ребенка с открытой субъектностью «Богом», в строгом смысле этого слова, назвать, понятное дело, нельзя: субъектность ребенка, как и субъектность любого человека «связанная», но «божком» его можно назвать без всякого преувеличения. Субъектность ребенка, хоть и «связанная», но открытая! Все субъектные интенции у него на поверхности, поэтому он, собственно, и «божок», да и выглядит он, как «божок» и ведет себя соответствующе. У взрослого человека субъектность, по большей части, скрытая, наружу выходит преимущественно только в виде символов, а у «божка» субъектность открытая, соответственно, открыты и все субъектные интенции, а это значит, что, помимо отсутствия контекста, у «божка» отсутствует страх, он ничего не боится, при том, и законов природы для него тоже не существует, и окружающих людей с их самолюбием тоже. Отсутствие контекста и совершенная беззащитность делают «божковость» ребенка совершенно очаровательной, но ведет то он себя, как и положено Богу, то есть, как абсолютный господин, и это совершенно без кавычек. «Божок» совершенный центр мира и пуп земли, не то, чтобы он у кого-то отнимал центр, он просто и естественно не видит претендентов.

Попробуйте поднять Богу статус! В лучшем случае, он не поймет, о чем речь, в худшем, весело рассмеется вам в лицо. Ребенок потому и «божок», что понятие статуса для него совершенно противоестественно, в лицо он не рассмеется, но именно потому, что вообще не понимает, о чем речь. В своем божественном образе ребенок, конечно, совершенно очарователен, но у этой медали есть и обратная сторона: как он естественно не понимает зачем ему нужен статус, также естественно он не понимает зачем статус нужен окружающим, и родителям в том числе. Статусные вещи как будто бросают ему вызов, и он его с удовольствием принимает; любые родительские запреты и табу вызывают у «божка» только радостный задор и желание их игнорировать. Одним словом, если не организовать соответствующим образом пространство, то есть, попросту, не убрать все ценные и статусные вещи подальше, все будет перебито и испорчено. Катастрофа, разумеется, будет сопровождаться искрящейся божественной радостью и невероятным очарованием. Остановить этот прекрасный кошмар можно только подавив субъектность ребенка, но кто же на это пойдет? Очевидно, что только не тот, кто ее освободил и культивирует.

Любить своего ребенка можно только как «божка», по-другому, перетекание субъектности, а соответственно, и непосредственная реализация не получится, но у кого хватит на это психических ресурсов. Человек из последних сил пытается выбраться из своей ничтожности, пытается забыть о своей вторичности: добывает, копит, покупает символы социальной значимости, карабкается по иерархической лестнице. Думает, что уж дома то его уж точно никто не унизит, думает, что уж в собственном то доме никто не покусится на его статус «хозяина», и тут, посреди всего этого хозяйского самодовольства, подходит к нему очаровательный «божок» и с божественной улыбкой хрясь ему по морде. Редко, кто подставит вторую щеку, большинство возьмется за ремень. В этом проблема непосредственной реализации – она технически практически неосуществима.