Логика здесь понятна: выступаешь против Бога и становишься аки Бок, по крайней мере, в момент выступления. Чтобы противопоставить себя Богу нужно актуализировать потенциал равный потенциалу Бога. У человека такой потенциал есть, обладая субъектностью человек может противопоставить себя Богу. Такой способ непосредственной реализации мог бы стать тотальным, уж больно он прост и доступен, но есть одно «но». Дело в том, что Бог является человеку законами природы, соответственно, грех требует от человека преступления против законов природы, что чревато для него потерей эффективности, которая, в свою очередь, является важнейшей субъектной интенцией человека. Ни один человек не может игнорировать свою неэффективность; неэффективность всегда выступала для человека в качестве неотторжимого внутреннего противоречия – противоречия, заставляющего его думать и действовать.

Что касается игнорирования законов объективной реальности, то у людей есть консенсус по этому поводу: если человек знает и игнорирует законы природы, то он либо сумасшедший, либо идиот, здесь грех невозможен. А вот, что касается игнорирования законов психической реальности или, проще говоря, законов человечности, которые тоже являются объективными законами (законами Бога), то здесь все намного сложнее. Дело в том, что грамотное отношение к собственной психике и грамотное взаимодействие с другим человеком основано на ощущении, как собственной субъектности, так и субъектности другого. Так вот, проблема в том, что до определенной плотности субъектности человек не ощущает ни своей субъектности, ни субъектности другого; соответственно, ему кажется, что он может действовать произвольно, в том числе и по отношению к другому, что не так, потому что в этом случае он нарушает законы природы точно также, как и пытаясь построить дом на песке. Но, повторюсь, до определенной плотности субъектности человек не ощущает всех этих ограничений, соответственно, он не связывает свою социальную неэффективность с тем, что он нарушает законы природы. Если бы человек чувствовал себя идиотом нарушая объективные законы социального взаимодействия, то грех в социальной реальности был бы для него невозможен (никакой человек не выносит чувства собственного идиотизма), но без этого полезного чувства, грех в социальной реальности становится возможен, соответственно, непосредственная реализация человеком своей субъектности через грех устремляется именно туда.

Человечество, интуитивно предчувствуя какой разрушительный потенциал нужно направить в правильное русло, добровольно обложило себя всевозможными законами, заповедями, традициями и табу. Больше всего проблем возникло с нахождением этого самого «правильного русла», хотя ответ на поверхности, очевидно, что это секс, - буквально, подкорковый психофизический рефлекс. У каждого он есть, причем, есть сразу весь и в законченном виде, соответственно, всегда и у всех он был и будет, и тоже сразу весь и в законченном виде, одно слово - «подкорковый рефлекс». Говоря «подкорковый психофизиологический рефлекс», я имею ввиду именно секс, а не инстинкт продолжения рода.

NB. Принято считать, что сексуальная потребность является надстройкой над инстинктом продолжения рода, но на самом деле все наоборот – дети у людей появляются, как побочной продукт желания человека грешить. У человека все подчинено желанию быть аки Бог, любая потребность станет желанием, только в случае ее соответствия представлению человека о возможности непосредственной реализации своей субъектности, в том числе, конечно же, и, так называемый, инстинкт продолжения рода. Монахи, например, так отчаянно борются со своей греховностью (в их представлении стать аки Бог, значит победить искушения плоти), что у инстинкта продолжения рода нет ни единого шанса приобрести статус желания. Церковь, к слову сказать, очень точно и однозначно фиксирует именно греховный характер секса: даже если пара настаивает, что занимается не сексом, а продолжением рода, и доказывает это перманентной беременностью женщины, церковь непреклонно стоит на том, что все люди, за единственным исключением, рождены во грехе.

Что я подразумеваю, говоря «секс»? Под сексом я подразумеваю акт безусловного господства мужчины над женщиной при активном участии самой женщины. Предлагая мужчине акт безусловного господства над собой женщина, как бы, говорит ему: «Ты не Бог, но я сделаю из тебя Бога, трахни меня и станешь аки Бог! А за то, что я сделала из тебя Бога, назовешь меня Богиней и будешь служить мне как раб!» Мужчина считывает контекст, и, в предвкушении стать «аки Бог», с радостью принимает предложение женщины.

В чем собственно суть греховности секса? Секс является грехом (преступлением против Бога) потому, что во время секса мужчина эксплуатирует женщину, как бессубъектное существо, хотя на самом деле, в ней есть субъектность (божественность), женщина, в свою очередь, эксплуатирует мужчину, опять же, как бессубъектное существо, хотя он также обладает субъектностью, таким образом, греховный характер данному действу (сексу) придает лишение участниками друг друга субъектности (божественности). Оба участника сексуального действа на это не только соглашаются, но и жаждут этого, так как, помимо непосредственной реализации своей субъектности (онтологическое удовольствие), обретения смысла жизни и социального статуса (психическое удовольствие), получают от всего этого еще и выраженное переживание физиологического удовольствия (оргазма).

Что касается мужчины, то тут, вроде бы, все всем очевидно, действительно, «трахая» женщину мужчина смотрится с позиции внешнего наблюдателя, как ее безусловный господин, соответственно, тезис о непосредственной реализации его субъектности в момент этого «господства» не вызывает интуитивного отторжения, а вот, что касается женщины, то тут все сложнее. Наблюдая пассив женщины в сексе тезис о непосредственной реализации ее субъектности в момент этого господства мужчины не кажется очевидным.

Человечество смотрит на мир, в том числе и на самих себя, мужскими глазами, по крайней мере, я нигде не встречал материал, в котором женщина хоть как-то пыталась бы обосновать свое удовольствие от пассива в сексе, а удовольствие очевидно есть: после хорошего секса, особенно после оргазма, женщина выглядит довольной и счастливой, и хочет еще; а ведь все это время гипотетически возможный зритель всего этого действа, наблюдает процесс ее «траханья». Более того, даже после плохого секса, который тем ни менее состоялся, в женщине не заметно никаких признаков уныния. Можно даже усилить, очевидно, что соблазн исходит именно от женщины, как сказал поэт: «Только тех мы женщин выбираем, которые нас выбрали уже», то есть, именно женщина соблазняет мужчину на то, чтобы тот ее «оттрахал». Одним словом, налицо видимый парадокс, который женщины не освещают никак, а мужчины…В лучших мужских исследованиях этот парадокс игнорируется, он полагается, как бы решенным, дескать, механизм удовольствия женщины от своего пассива есть, а какой мы пока не знаем, да и зачем об этом думать, ведь все и так прекрасно, была бы эрекция. На бытовом уровне, мужчины, как, впрочем, и «порядочные» женщины, решают этот парадокс делением женщин на «нормальных (чистых, порядочных и пр.)» - тех, кто занимаются «этим» исключительно для деторождения, и «порочных (развратных, шлюх и пр.)» - тех, кто соблазняет мужчину именно ради секса, то есть, чтобы быть «оттраханными». Психоанализ, понятное дело, относится к лучшим мужским исследованиям, и объявляет данный парадокс только «видимым», имея ввиду, что, на самом деле, никакого парадокса нет, потому что нет никакого пассива. Видимый пассив женщины – это ее способ завоевания мужчины, превращения его в своего «раба». Сексуальный пассив женщины – это, по сути, агрессия, и в этом смысле, непонятно, кто кого использует, а если добавить в дискурс стремление женщины к оргазму, то парадокс женской сексуальности и вовсе отпадет сам собой.

NB. Тема специфического строения женской психики имеет место быть. Действительно, психика женщины отличается от мужской, то, что аномально для мужчины является искомым для женщины, но это тема отдельного исследования. В контексте цели, стоящей перед данной работой, достаточно констатации, как отличия, так и отсутствия пассива, никакого женского пассива в сексе просто нет. Тема женского пассива возникает, когда на женщину в сексе смотрит мужчина через призму своего комплекса «Эдипа», и своих гомосексуальных страхов. Через призму своих гомосексуальных страхов мужчина, смотря на секс с женщиной, видит символическое унижение мужчины (в том числе и самого себя), через призму своего эдипова комплекса символическое унижение «злой матери», обе эти мужские призмы дают материал для понятия «пассив». Феминистки – женщины, которые стремятся к контролю своего сексуального возбуждения (оно кажется им преступным), встраиваются в мужской текст и провозглашают секс – актом символического унижения женщины, - подавляющее число женщин не понимают, о чем говорят феминистки. Если гипотетически убрать обе мужские призмы, то секс будет выглядеть, как безусловное господство мужчины над женщиной, без всякого унижения, тем более, символического.

NB. Архетипический характер «господства» мужчины над женщиной в сексе, косвенно, подтверждает Библия. В книге бытия 3-16, когда Бог наказывает Еву за съеденное ею яблоко, он говорит ей: «…умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою». Таким образом, Бог прямым текстом постулирует влечение женщины к господству над ней ее мужа. Влечение, в другом варианте перевода «вожделение», говорит о сексуальном характере постулируемых Богом отношений, в которых муж будет господствовать над женой, а та будет вожделеть этого. Характерно, что в библейском тексте используются слова «муж» и «жена», хотя Адам и Ева не состояли в браке (грех уже совершили, сексом уже занимались, а в браке еще не состояли, но все равно «муж» и «жена»), что, опять же косвенно, говорит о постулировании Богом секса между мужем и женой (не между мужчиной и женщиной, а именно, между мужем и женой) в качестве искомого греха – греха без социальных издержек.

В сексе есть выраженная метафизическая функция овладения, об этом я пишу в работе «Опасность и привлекательность инцеста»: в сексуальном акте мужчина овладевает женщиной, а женщина овладевает мужчиной, такой вот процесс взаимного овладения. Эта функция именно метафизическая, если попытаться понять механизм овладения, попытаться понять почему, собственно, во время секса мужчина с неизбежностью становится ее мужчиной, а она, с той же неизбежностью, становится его женщиной, то ответом будет слово «грех». Тая перед мужчиной, слабея в его руках женщина приглашает его ко греху, она как бы говорит ему: «Господствуй надо мной, используй меня как хочешь – будь аки Бог!». Мужчина от данной перспективы возбуждается, и с удовольствием занимает уготованное ему женщиной место, но грех остается грехом – преступлением против Бога, - нельзя просто так превратить человека в пассив, лишить его субъектности, даже по его желанию: убийство остается убийством даже если убитый очень просил своего убийцу убить его. «Я сделала из тебя Бога, теперь ты должен мне по гроб жизни!», - как бы говорит женщина мужчине после секса, и тот, если и не соглашается на эти условия, то, по крайней мере интуитивно, принимает их обоснованность. То, что после секса отношения с женщиной автоматически и невозвратно становятся особенными, мужчина понимает на бессознательном уровне: таинство брака совершается не в церкви, оно совершается во время первой брачной ночи.

Конечно, для заключения брака, для желания прожить вместе всю жизнь, одного секса мало; даже если брак дает законную возможность, как угодно, и сколько угодно грешить, в смысле, заниматься сексом, все равно, одного этого фактора недостаточно, но без сексуального фактора тоже ничего не будет. Для длительных и устойчивых взаимоотношений мужчины и женщины сексуальный фактор оказывается не единственным, но краеугольным. И все потому, что, повторюсь, секс является для человека непосредственной реализацией его субъектности. Особенно это верно для секса между мужем и женой, в этом случае, секс не имеет социальных издержек, более того, этот грех приносит в отношения мужа и жены гармонию. Человек нуждается во грехе, как, часто, единственной для него возможности непосредственной реализации своей субъектности, но при этом, он не терпит быть не эффективным, а любой грех, за исключением секса между мужем и женой, неминуемо снижает социальную эффективность человека, любой грех, помимо секса в браке, моментально обрастает социальными и психическими издержками.

После секса женщина и мужчина оказываются связанными грехом: женщина заманивает мужчину на грех, мужчина совершает его. Более того, мужчина и женщина еще до секса оказываются связанными потребностью в грехе – потребностью в непосредственной реализации своей субъектности. Но не всякий грех подойдет человеку для непосредственной реализации. Важнейшим фактором непосредственной реализации является востребованность продукта другими людьми, и это принципиальное ограничение. Например, убийство может стать возможностью непосредственной реализации, если человек совершает его не для себя, а для других. Тоже самое и в отношении любого другого греха: если грех совершается человеком не для себя, то он, не переставая быть грехом, становится возможностью непосредственной реализации. Это относится и к сексу между мужчиной и женщиной (однополый секс исходно и непреодолимо аномальный), если все участники действа под названием «Да, пошел ты…Бог, со своими тупыми правилами!» довольны, то грех становится непосредственной и полноценной реализацией человеком своей субъектности. Но! Тут, как раз, и притаилась бездна: в слове «довольны» есть расширение, на самом деле, имеется виду «довольны и будут довольны», то есть «довольны навсегда». В сексе есть метафизическая функция овладения (сделаю этот акцент еще раз): после секса он навсегда становится ее, а она, также навсегда, его; нельзя просто так «трахнуть» женщину, или отдаться мужчине, этот мимолетный пьяный союз продлиться всю жизнь. Даже если в момент соития и мужчина и женщина будут сумасшедшими, и соединятся с желанием безболезненно обнулить происходящее, у них ничего не получится, где-то в подсознании будет разрыв и будет больно, причем, больно, опять же, навсегда.

NB. Захотел английский принц трахнуть молоденькую девушку, и девушка захотела, чтобы ее трахнул английский принц, и все у них хорошо сложилось, а потом еще несколько раз сложилось. И девушка, и принц были довольны, а девушка, так вообще, почти счастлива, она была мечтательницей. Довольный принц уехал, а она осталась, и прошло сорок лет, девушка, осознав наконец, что принц просто трахнул ее, покончила с собой. В записке, которую она оставила не принцу, пожелала, чтобы тот ее вспомнил и не забыл, и он теперь ее не забудет никогда. А вот еще сюжет: русский аристократ решил поиграться с девочкой, и поигрался, никто не знает, что стало с девочкой, а аристократ повесился на чердаке, это уже Достоевский (у Висконти, наоборот, девочка повесилась, но прав, по-моему, Достоевский). Никого нельзя просто так трахнуть, особенно ребенка, рано или поздно, повесишься, живем то в метафизическом пространстве.

Функция «овладения» оставляет для непосредственной реализации человеком своей субъектности посредством секса очень узкий диапазон возможностей, по сути, только один рабочий вариант, а именно, секс между мужем и женой, больше никаких. Сам по себе, секс между мужем и женой остается грехом: муж «господствует аки Бог», жена «обнуляется» (превращается в «ребро»), но после секса все расцветает: конфликты уходят, пусть на время, но уходят, в семье воцаряется мир и покой, жена довольная воркует на кухне, готовя вкусный ужин, муж, забыв про свою ничтожность, становится добрым, щедрым и справедливым, дети пользуются свалившимся на них родительским умиротворением, чтобы почувствовать себя детьми, одним словом, рай земной.

Почему невозможен безгрешный секс? Ответ очевиден, потому что безгрешный секс никому не нужен. Секс нужен именно для того, чтобы без особых последствий пережить грех. Но есть и техническая сторона проблемы – если женщина не будет приглашать мужчину ко греху, то есть соблазнять его особым образом, то у него не будет эрекции и секс станет «технически» невозможным, и все, буквально все, социальные отношения рухнут.

Без мужской эрекции секс невозможен, если без женского возбуждения секс возможен (во все времена было достаточное количество всяких смазок и увлажнителей), то без мужской эрекции он непредставим (секс без эрегированного члена за секс имеет смысл не считать, ибо, по-настоящему довольных там нет). В свою очередь, мужская эрекция не может возникнуть по желанию, как простая реакция мужчины на появившуюся возможность проникновения в женскую вагину. Всем хотелось бы, чтобы мужская эрекция была именно такой простой реакцией, но, к счастью, все намного сложнее, «автоматически» у мужчины на женскую вагину не встает. Мужская эрекция подчинена психическому закону «Либидо течет сверху вниз, от силы к слабости». Это именно закон – объективный закон природы, отменить его не получится. Если женщина захочет вызвать у своего мужчины эрекцию на себя, то она с необходимостью будет вынуждена таять перед ним, приглашая его, тем самым, к акту абсолютного доминирования над собой, то есть, по сути, ко греху. Если женщина хочет вызвать у своего мужчины эрекцию, то этого алгоритма ей не избежать, другое дело, что для захода на секс мужчине сгодится и намека женщины на возможность пережить с ней грех, на возможность стать «аки Бог». Если намек остается только намеком, то даже разового секса может не случиться, и дальнейшие отношения подвиснут в недоумении; и все, опять же, потому что отсутствие эрекции для мужчины является крайне болезненным переживанием (потерей потенциальной божественности), а закон эрекции («либидо течет сверху вниз, от силы к слабости») ни обойти, ни объехать. Женщины возразят, что они мол готовы таять, но готовы ли мужчины к доминированию. Пусть мол мужчины начнут властвовать, пусть дадут импульс, а мы подхватим, если, конечно, захотим. Все это правильно, но есть одно большое «но», начинает все же женщина, недаром именно Ева первая сорвала запретный плод, а пророк не ошибается.